Почему этим гребанным дымом легче дышать, чем воздухом? Почему так сладко чувствовать давящую боль в груди? Почему хочется, чтобы стало еще хуже?

Мне кажется, что все эти люди ненавистны мне, но почему я не могу жить без них? Я в сотый раз вгоняю иглу в душу. Шрам зарастает. Вроде бы рубец не так-то сложно пробить, но вот только ранить меня все легче… Быть может, когда не останется ни одного кусочка «живой» ткани в моем сердце, я смогу жить иначе?
Иначе? Как это? Я не понимаю. Я не могу принять чего-то, что все кажется так очевидно. И что же? Изгой? Идиот? Выродок? Пускай! Пускай, я скажу. Люди умирали, но не отказывались от своих слов. И я не откажусь. Не возьмете меня силой. Не забьете штампами, не отформатируете на свой лад! Меня можно только убедить… Жаль, что немногие это понимают.

А если и понимает кто, то только один на один. В толпе они вновь против меня. Толпа сжирает их сознание, их взгляды. Да и мои тоже… Я чувствую это порой. Я пытаюсь противиться этому, но иногда тщетно. Наверное, я на самом деле слаб…

Может, я не достоин того, чтобы меня любили? Мне явно чего-то не хватает… Того, чего в других с избытком. Ну и пускай! А я буду таким, как есть…
И почему все-таки так сладко дышать дымом вместо воздуха?..

Я не знаю ответы. Даже причины не знаю. Да я и не логик. Восстанавливать причинно следственные связи? Увольте! Не буду…

Я просто тот, кто я есть...

Лето 2010

Лунная дорога.

Берег океана был залит лунным светом, серебряная дорожка пролегла по волнуемой легким бризом глади – она стремилась за горизонт, к неведомым странам, к новым землям. Она звала его за собой.

– Не уходи, – прозвучал голос в ночи. – Не уходи, прошу тебя.
– Сколько раз я просил тебя не говорить так, – вздох и молчание. – Я не могу остаться, не могу. А твои просьбы ранят меня хуже вражеской стали. Отпусти меня…

– Я тебе не держу, – снова вздох и снова молчание. – Я просто прошу. Я все понимаю, но… не могу понять. Нет, не понять – осознать это до конца…
– Не нужно ничего осознавать. Я знаю, что ты будешь ждать… Ведь будешь? – спросил он, словно бы не веря.
– Буду...

– Хотя нет, – он погладил ее волосы. – Не томи себя ожиданием. Я приду к тебе неожиданно. Если приду…
– Придешь, – голос ее дрогнул, а по щеке покатилась серебряная в лунном свете слеза.
– Приду, – как эхо повторил он. – Прости. Мне пора.

Он коснулся губами ее соленых губ, он чувствовал ее дыхание. Наверное, в последний раз… В последний?.. Нет, это не может быть так.

– Прощай, – сказал он почти не дыша.

– До встречи, – ответила она и хотела сказать еще что-то, но поняла, что слов больше не нужно.
Он последний раз провел рукой по ее голове, и пошел вперед. Ноги ступили на лунную дорогу, фигуру охватил серебряный огонь. Он не оглядывался, хотя так хотелось, а шел вперед. И почему-то ему казалось, что он больше не вернется, но она верила в него, и он не мог подвести.

Но он не вернулся…
Она проснулась, и подушка была мокрой от слез, а в окно врывался проклятый морской бриз и лунный свет, мучившие ее уже не одно столетие, как ей казалось. В ее памяти события трехлетней давности были еще слишком живы. И она все продолжала ждать его, хотя понимала, что ждать не имеет смысла…
Надо уезжать отсюда как можно дальше. Хотя нет, уходить…

Уходить? Она улыбнулась. Хорошая идея – почему она не думала об этом раньше? И ноги понесли ее на берег.
…И если бы кто-то сейчас был на пустынном пляже, он бы увидел, как охваченная лунным свечением женская фигура с развевающимися волосами медленно бредет по лунной дороге, не касаясь ступнями воды.

Но этого никто не видел, и некому было рассказать всем, куда и за кем ушла она в полночный час…

Ночь

И вновь на землю пала ночь. Мгновенно спикировала вниз, словно хищная птица, не оставив шанса укрыться или хотя бы увернуться. Ночь пытается забрать мою душу, растворить в себе...

И я позволяю ей сделать это; отдаю свое сознание на растерзание ночному ветру, сливаюсь со светом луны, становлюсь частью ночных шорохов. Я не боюсь, что со мной что-то случится, ибо знаю, что ночи не дано поглотить мое сознание - придет как освободитель рассвет, и я вновь стану самим собой; Ночь не отбирает, она хранит...

Однако мне не хочется пока становиться свободным, не хочется вновь быть одним, лучше уж быть вместе с ночью…

И я, не отдавая себе отчета в том, что я делаю, тихо выхожу из дома и отправляюсь по маленькой тропинке, поросшей мягкой серебристой травой, прямо к берегу реки. На берегу растут деревья и кусты, сквозь которые не так-то просто пробраться к лодке, одиноко качающейся на речной глади...

Я слышу журчание воды как бы отдельно от всего остального, но тот час же сливаюсь с ним, и вот уже звучит новая нота в симфонии Ночи, вот уже другой оттенок принимает она...

Однако все равно остается такой же непознанной, хоть новый обертон и добавил ясности...

Ветерок несет нежную прохладу и словно сдувает с меня всю пыль минувшего дня. И становится легко-легко, а через мгновение я и сам становлюсь ветром...

И мой взгляд устремляется куда-то за горизонт - туда, где поворачивает река, затем я пытаюсь найти глазами луну, но не вижу ее, понимая вдруг, что сам смотрю на мир откуда-то сверху...

И чувствую неповторимы восторг...

Что это - сон?

Нет. Это Ночь.

Ночь прияла мою душу...

Потерянная земля

Я вернулся в старый город, что я когда-то покинул… Ноздри резанул острый запах резины, дыма и еще чего-то непонятного, но так явственно напоминающего мне о временах, когда я не был гостем в этом месте. Птицы-воспоминания затрепыхались в голове, пытаясь вырваться наружу. Они пытались еще долететь до глубокого прошлого и возвратиться оттуда, принеся частичку памяти с собой… Но тщетно…

Ничто больше не держало меня здесь, и я пришел сюда абсолютно чужой, даже не зная зачем, с какой целью. Просто пришел через несколько десятков лет, словно ведомый неведомым инстинктом…

Сколько лиг осталось за моей спиной? Эти лиги отрезали меня от этого городка (пускай и не самого лучшего в мире) навсегда, и теперь я всего лишь гость. Всего лишь гость…

И на глазах моих влага то ли от сухого, колючего ветра, то ли от палящего солнца, то ли от безвозвратно потерянных светлых дней, блики которых все еще отражаются в осколках окон, но не могут принести мне ни счастья, ни покоя…