Предновогодний вечер. Фонари горят намного ярче, чем обычно, праздничная иллюминация мигает всеми цветами радуги, отражаясь сотнями бликов во всех окнах и витринах, да и сами окна и витрины ярко светятся. Деды Морозы выглядывают из магазинов, приветственно машут руками, завлекая последних покупателей в этом году.

Снег неспешно, даже, как будто, торжественно, падает с неба, ложится под ноги людей, и медленно таит. Но зато, оседая на перила тротуара и на крыши автомобилей, снег так и остается лежать белым покрывалом.

Пестрая, расцвеченная блеском праздничных огней, толпа течет по тротуару. Кто-то торопиться домой, чтобы, не дай Бог, не пропустить бой курантов. Кто-то просто неспешно прогуливается, решив встретить праздник прямо на улице, некоторые спешат на главную площадь, туда, где давно идет гулянка и намечается праздничный салют.

Автобус, наряженный в честь праздника гирляндами, неспешно катит по дороге. Гололеда нет, (постарались реагенты), так что пробок удалось избежать. На предпоследней остановке выходят почти все пассажиры и устремляются кто куда, только один человек остается в салоне. Глаза прикрыты, руки безвольно повисли, как будто бы спит, но на самом деле пассажиру не до сна.

В голове его хаотичным потоком крутятся мысли. Впрочем, он все давно уже решил, но никак не мог выбросить из головы воспоминания и прочие мысли, никак не мог остановить их беспорядочный бег. Картины минувших дней все проносятся и проносятся перед зарытыми глазами.

…Ревущий огонь, пожирающий все, до чего только мог дотянуться, огни мигалок пожарных машин, крики плач, причитания, лихорадочно крестившиеся соседи, потоки белой пены, бьющей из пожарных шлангов и хоронящие под собой всю прежнюю жизнь. Осколки стекла, обгоревшая и осыпающаяся штукатурка на лестничном пролете, жженый дерматин на выбитой двери.

Ужасный пожар, уничтоживший целых пять квартир, и все по его вине. Конечно, можно винить судьбу, но что толку?

– Мужчина, вы выходите, – раздался голос, вырвавший пассажира из своих мыслей, он открыл глаза. Перед ним стояла билетерша, закутанная в шаль непонятного цвета. Она с нетерпеливостью и, что странно, даже некоторой жалостью смотрела на пассажира (видно думала, что тот заснул и теперь опаздывает домой. Если бы она знала, что опаздывать ему больше некуда…). – Это, между прочим, конечная остановка, а нам еще на заправку ехать.

– А… Хорошо, сейчас выхожу.

Пассажир поднялся, соскочил со ступенек и пошел по тротуару. Было холодно, но не так, чтобы очень. Градусов пять ниже нуля. В этот новый год погода выдалась просто отличной, особенно для мегаполиса, где зима очень похожа на осень и везде царит непролазная слякоть.

Пассажир (будем пока называть его так) шел вперед, а перед глазами его все проплывали и проплывали видения и призрачные образы. Образы из прошедшей жизни.

…Темная долгая ночь, длящаяся неведомо сколько столетий, тусклый свет, стены, покрашенные облупившейся темно-зеленой краской, мрачный мужик что не брился уже, наверное, целую неделю, в синей помятой рубашке, монотонный скрип ручки по дешевой бумаге, снова одни и те же вопросы, и снова одни и те же ответы. И снова это выражение, застывшее в глазах дознавателя, почти собачее выражение чувства долга вперемешку с тоской и усталостью.

И снова эти длинные коридоры, и снова бесконечные разговоры, и снова тусклый свет и мутные стекла окон, покрытые паутиной полувековой давности, и снова душные помещения, и снова чувство безысходности, которое, казалось, навсегда поселилось в этих стенах…

Толпа обтекала пассажира, никто не обращал внимания на медленно бредущего человека с поникшей головой. Очевидно, все думали, что это просто очередной поддатый гражданин, каковых на улицах города сейчас было предостаточно.

В ясном черном небе мерцали и перемигивались звезды, словно разговаривая на каком-то диковинном языке. Им не было дела до людей, не было дела до пассажира, не было дела не до чего земного…

И снова яркие цветные, почти что осязаемы образы пронеслись в голове у пассажира, почти погасив его сознание.

…Процесс. Строгий, но тоже какой-то усталый районный судья, стук молотка, призывающий людей успокоиться, бесчисленные вереницы свидетелей, холодный голос зачитывающий приговор: «…освободить из-под стражи…обязать… двенадцать миллионов, триста семьдесят две тысячи, шестьсот пятьдесят семь рублей». И снова чувства безысходности, но надежда еще есть, еще тлеет уголек, не дающий сорваться в бездну…

Красное лицо начальника, который что-то орет, попытки оправдаться, тот час же вырубающиеся на корню, листок с синей печатью, снова поток каких-то бранных слов…

– Мама, – послышался тонкий детский голос. – А когда он придет?

– Скоро-скоро, – ответила женщина, одетая в кроличью шубку, – пошли поскорее, а то придет, а нас и не будет.

– А какой он Новый Год? – наивно спросил мальчик лет трех. – Мы его увидим?

Пассажир усмехнулся. Усмехнулся улыбкой обреченного. Неужели, он тоже был когда-то таким наивным, неужели он тоже верил в дружбу?..

…Бесконечные переезды от одного приятеля к другому, Сначала они встречали погорельца радушно, но потом неизменно провожали того прочь, сославшись на какие-то неотложные обстоятельства, и потом больше не пускали. Нельзя винить в этом людей, думал пассажир, можно винить только собственную глупость и доверчивость.

И, наконец, бродяжничество, его выпроводили ото всюду, откуда только можно, даже самый лучший друг не согласился больше помогать ему и давать деньги в долг. Двадцать седьмого декабря пассажир остался совсем один. Полгода страданий и лишений остались позади, и он больше не хотел, чтобы это повторилось.

И это не повториться.

Решение было принято.

Впереди показалась дорога. Город жил своим обычным ритмом, разве только что немного измененным праздничной обстановкой. Машины проносились на полной скорости прямо перед людьми. Заморгал желтый свет, а за ним загорелся и красный.

По левую руку пассажира находился мост, блиставший желтыми и красными огнями. Мост предназначался для автомобилей, и лишь только по самому краю его шла узкая дорожка для пешеходов, огражденная невысоким бетонным парапетом.

Пассажир направился на мост. Людей там не было. Сев на перила спиной к дороге, он посмотрел вниз, туда, где быстро катила свои воды мутная речка – льда не было, лишь только небольшие куски смерзшегося снега уносились вдаль по течению. В грязно-серых потоках отражались ночные огни большого города. Казалось, что река светиться изнутри.

Жаль, что пассажир больше никогда не увидит всего этого. Жаль, но так должно быть. Перед тем, как спрыгнут, он начал снова прокручивать в голове события последних дней. Снова перед его глазами понеслась яркая кинолента жизни. Столь правдоподобная и от этого еще более удручающая…

Что толку во всем этом?

Сзади послышались быстрые женские шаги, каблуки ударяли по асфальту. "Ну кто там еще? – с равнодушной досадой подумал пассажир".

– Молодой человек, – раздался приятный женский голос, – Вы же упадете. Слезайте немедленно.

– А не все ли равно, упаду я или нет, – глухо отозвался пассажир. – Шла бы ты лучше своей дорогой. К тому же, какая теперь разница, упаду я или нет. Может, я и хочу упасть?

– И все-таки, я бы посоветовала вам слезть и идти домой.

– Домой… – протянул пассажир и прерывисто расхохотался. – Если бы домой… Если бы я мог пойти домой! Если бы мне было куда идти! Вот у тебя, я смотрю, есть куда отправиться встречать Новый Год, этот проклятый новый Год! Вот и иди! Иди, ешь оливье, пей шампанское, танцуй. Пой, в конце концов!

Молодой человек выдохся, на глаза навернулась влага. То ли от холодного ветерка, то ли от чего-то еще…

– Так вот в чем дело… – протянула женщина, несколько минут постояла молча, а потом произнесла, чуть запинаясь: – Но, поверьте мне, жизнь не такая уж и плохая штука. Ради нее, хоть это и звучит несколько по-дурацкому, и стоит жить.

– А зачем? – в голосе пассажира чувствовалась неизбежность. – Для чего? Ответь мне на этот вопрос. Ответь, и, может быть, я подумаю над твоими словами.

Незнакомка пыталась объяснить в течении получаса, зачем надо жить, но выходило это у нее как-то неубедительно, и пассажир высмеивал все ее слова, высмеивал, словно заправский критик высмеивает бездарное произведение.

– Да жить нужно просто так, чтобы жить! – в конце концов воскликнула девушка. – Неужели, тебе это непонятно.

– Мне это даже очень хорошо понятно, – горько произнес пассажир, но тут же поправился: – Было понятно…

Пассажир повернулся лицом к девушке, чтобы сказать ей в лицо все ,что он о ней думает и таким образом поскорее избавиться от нее.

Незнакомка охнула, прикрыв рот рукой. Этого просто не может быть.

Несколько мгновений девушка стояла с открытым ртом, а в голове выстраивалась четкая картина. Так вот где она его видела. Тогда, в ту ночь, тридцать первого марта, на одной из корпаративок, куда ее позвала подружка. Вот откуда знакомо ей это лицо…

Тогда она пообщалась несколько минут с этим молодым человеком и поняла что влюбилась. Что-то в нем было такое, что нельзя описать обычными словами, что-то такое, сразу покорившее девушку. То ли какая-то почти что детская невинность, то ли ласка, сочетающаяся вместе с тем с некоторой резкостью. То ли что-то еще…

Марина, так звали незнакомку, никогда не верила в любовь с первого взгляда, считала, что это просто-напросто глупости, которые вбивают себе в голову школьницы. Самой ей было двадцать три, и суровая жизнь почти разучила марину верить в сказки.

Но именно, что почти. Тот вечер она помнила, с небывалой точностью, помнила каждую деталь. Помнила внимательный и какой-то загадочный взгляд этих серых глаз, помнила веселую улыбку…

Она хотела узнать, где живет этот парень, но так ей это и не удалось: в штате сотрудников он не числился, а из присутствующих никто его не знал. Несколько месяцев Марина провела в поисках, но так ничего и не добившись, решила бросить бесполезную затею, решив, что любовь с первого взгляда – это все-таки сказка…

И вот сама судьба преподнесла ей подарок.

Хотя в глазах его не было прежней веселости, а стояла только обреченность, в них еще оставалось что-то знакомое, что-то почти родное. Она не могла позволить себе потерять его. Она должна спасти его.

Однако пассажир не узнал марину. Не вспомнил ни голоса, ни черт, сейчас скрывавшихся под зимней одеждой. Тогда он не придал абсолютно никакого значения этой мимолетной встречи.

– Олег! – воскликнула девушка.

– Откуда ты знаешь, как меня зовут? – удивился пассажир, глядя на девушку, одетую в белое с черным пальто и шапку, низко надвинутую на лоб, из-под которой выбивались волосы. В руках большой полиэтиленовый пакет.

– Неужели ты не помнишь? – изумилась девушка, переходя на «ты», и начала рассказывать обо всем, что тогда произошло.

– Ну, предположим, что такое было, – кисло произнес Олег, вновь отвернувшись. – И что из этого? Что? Было и было… Иди лучше своей дорогой, а то опоздаешь.

– Не к кому мне опаздывать. Все меня бросили – грустно произнесла Марина. Безусловно, она могла бы найти, с кем встретить новый год, но просто не хотела. Странно, но этот Новый Гол Марине почему-то хотелось встретить в полном одиночестве. Но хотелось до тех пор, как она не увидела Олега – А так бы пошли с тобой, салатика поели, шампанского выпили… Как ты и говорил…

– Почему же именно я, а не кто-нибудь другой? Почему такое предпочтение? Неужели мало знакомых, которых можно позвать на праздник? Хотя, какой там праздник… Мне уже как-то все равно. Иди. Иди, и, может, тебе будет счастье.

Олег с иронией усмехнулся мутной воде. Как поэтично!

– Ну, пожалуйста, – жалобно протянула марина. – Пошли. Пошли, посидим, может, я смогу помочь тебе. Посмотри вокруг! Я же говорю, тебе, что жизнь прекрасна! Сколько еще не сделано! Целый мир впереди, А ты собрался уходить! Это просто-напросто глупо!

– А с чего ты взяла, что я собрался уходить? – поинтересовался Олег. – Неужели, я похож на какого-то там самоубийцу? Неужели не может человек просто посидеть на перилах моста в предновогодний вечер? Подумаешь, он сейчас шляется непонятно где, не имея ни дома, ни семьи, ни друзей! Это ли причина?! – Голова Олега поникла, а затем он произнес очень тихо: – Да ты права, я хочу уйти, не мешай мне. Я уже все решил…

– Может, все-таки пойдем, выпьем шампанского, посидим, поговорим? – предложила Марина, в голосе ее уже почти не было надежды, девушка читала, что в некоторых ситуациях переубедить самоубийцу почти невозможно, похоже, это именно такой случай. Как жаль, что она ничего не может сделать! Но еще не все потеряно. Далеко не все.

Олег ничего не ответил. Он сидел минут пять молча, а затем неожиданно повернулся лицом к Марине, перекинул ноги через парапет, соскочил на землю и сказал достаточно громко, но голос его все равно дрожал:

– А почему бы и нет? Пошли.

– Вот только времени уже половина… – с сожалением сказала Марина. – Правда, у меня тут есть кое-что, чтобы не было так уж и скучно, – Марина достала из пакета бутылку шампанского, – только бокалов нет. Пошли до магазина дойдем…

Олег и Марина закупились пластиковыми стаканчиками, несколькими упаковками чипсов (как это вульгарно – пить чипсы с шампанским!) и пошли вперед по улице.

– Давай присядем, – предложила она. Молодые люди опустились на невысокую лавочку, стоящую по краю тротуара. Марина тихо произнесла: – Пообещай мне, что больше не будешь принимать такие глупые решения.

– Это почему? – так же тихо спросил Олег.

– Да потому что я… – девушка оборвала себя непонятно почему, посмотрела на часы и сказала намного громче: – Давай открывай «шипучку», три минуты осталось.

Пробка с громким звуком вылетела, но пена не полилась. Шампанское было хорошее.

– А сейчас президент речь толкает… – заметил Олег внезапно севшим голосом.

– Угу, – согласилась Марина. Где-то на площади начали бить куранты. – Ну что? Наливай!

Шампанское было действительно хорошим и вкусным, Олегу казалось, что это самое лучшее шампанское в его жизни. Впрочем, скорее всего, это зависело не от качества…

Стаканчики опустели. Олег придвинулся к Марине очень близко, его глаза были прямо напротив ее глаз. И внезапно, повинуясь какому-то неведомому желанию, молодой человек потянулся вперед и коснулся своими губами губ Марины. Девушка ответила на поцелуй, она закинула руки ему на шею.

«Это ли не счастье?! Сидеть вот так с любимым человеком, и не нужно больше ничего», – пронеслось в голове девушки

Они сидели так долго, минут пятнадцать, и никак не могли оторваться друг от друга.… А город вокруг жил своей обычной жизнью…

Взлетели вверх десятки ракет, разбрасывая искры всех цветов радуги и разрываясь с громким треском. Небо расчертили сотни огненных полос. Люди, не успевшие домой, стояли, подняв голову вверх, многие аплодировали, кричали, приветствуя наступление нового года.

И вот Марина отстранилась от Олега. Отстранилась совсем чуть-чуть, чтобы прошептать три слова:

– Я тебя люблю.

И снова их уста слились в поцелуе.

Салют кончился, и людской поток вновь заструился по дорогам никогда не спящего мегаполиса…

Перед казнью

Темный сырой подвал. Серые кирпичные стены. Кандалы. Массивная, окованная железом дверь. Это все, что позволялось иметь тому, кто должен был завтра умереть. Только еды давали самой лучшей и самой вкусной.

Какая извращенная пытка – закармливать того человека, который скоро умрет и знает об этом! Они что, решили, что так смерть будет для меня тяжелее?.. Ведь намного легче умереть тому, кто не имеет ничего…

В низ двери вновь просунулась железная тарелка с наваристым мясным супом; на поверхности плавал жир. Я усмехнулся про себя, подошел к двери (именно такую свободу мне давали цепи) и изо всей силы пнул чашку – пуская сами подавятся своей чертовой похлебкой!

За дверью послышались ругательства и кто-то пригрозил, что «надает мне в харю», но я лишь рассмеялся во весь голос. После чего говорящий заткнулся, поняв, что на испуг меня уже давно не взять…

Я находился в заключении уже пять дней и за все время попытался сбежать только один раз, но меня тут же возвратили на место, не причинив не малейшего вреда, словно корову, что сбежала из-под ножа «любящего» хозяина. Это-то меня и сломило.

Нет, не сломило мой дух, но я понял, что бежать отсюда просто-напросто невозможно. Коридор, наполненный двумя десятками стражником, кандалы (которые и одели на меня после попытки сбежать), да еще и самый центр города. Остается только ждать.

Ждать смерти. Конечно, хотелось бы еще немного пожить, но… Но внезапно пришел какой-то мерзкий липкий страх, который железной рукой схватил желудок. Вот уж никогда не считал себя трусом!

Но как е все-таки обидно быть убитым не в бою, пускай даже в пьяной драке, а быть умерщвленным на глазах у тысячной толпы!

Я ударил кулаком по колену изо всех сил, что у меня оставались (я не ел последние три дня). Какое досадное недоразумение! И как все-таки не хочется умирать! Может снова попытаться бежать? Может убить парочку стражников – я смогу, если будет удачная возможность, но…

В чем смысл? Убийство.

Они говорят, что это грех. А кто из них безгрешен? Кто?! И сколько крови пролил тот, кого мне довелось убить?..

Проклятие! Какой смысл думать?

Постепенно мысли в моей голове стали мешаться, и как я не зарекался, не терять сознание, я все-таки отключился, словно провалился в бездонный омут и тот час же вскочил.

Однако за окном была уже ночь. Последняя ночь в моей жизни. Как же все-таки досадно! Как глупо! Почему этом мире ведут на эшафот тех, кто старается очистить его от всякой мрази, которая безвозбранно точит его, словно гусеница яблоко? И ведь одна такая мразь-гусеница может сгубить целый сад!

О Боги, понесло же меня! Какие поэтические сравнения…

Я усмехнулся и внезапно вновь вырубился…

…За окном серел рассвет. Сколько еще осталось жить? Сколько еще ударов сердца пройдет, прежде чем я уйду в небытие или к Богам? Проклятие, как же все-таки хорошо жить! Но…

Скрипнул засов на двери. Сердце подскочило и упало. На лбу выступил пот…

– Скоро за тобой придут, – произнес стражник, а затем чуть подумав произнес с ухмылкой. – Не хочешь ли последнее желание?

Грязная тварь! Я рванулся, насколько позволяли цепи, пытаясь дотянуться до беззащитного горла. На мгновение на роже этого ублюдка возник ужас, но он тот час же отпрыгнул назад, хотя ничего ему не угрожало.

Дверь захлопнулась.

Я с таким чувством, будто только что сдвинул гору, вернулся в угол, где и просидел до самого утра, тупо ожидая палача. Мыслей было много, но ничего из них я уже через мгновение не помнил…

…Вновь отворилась дверь, вошли сразу три человека в доспехах, повалили меня на земляной пол и начали методично скручивать, без всякой ненависти или злобы – видимо, я был далеко не первый.

Ясность рассудка начала меня потихоньку оставлять, в течении всего вчерашнего дня я не выпил не капли воды, а если прибавить к этому четырехдневное голодание… Ну что же, будет не так страшно умирать…

Не хочу! Внезапно пронзила все мое существо отчаянная мысль, которая заставила вздрогнуть все мое тело, я попытался вырваться с такой силой, что даже откинул одного из стражников, но тот час же получил удар эфесом (явно в утяжелением) по спине.

Боль меня словно отрезвила. Но паническая мысль никуда не ушла, и вновь по телу пробежала судорога. Не хочу! Не могу!! Не должен!!!

Почему? Зачем? Сволочи, ублюдки, гады, подонки! Ненавижу!..

В глаза ударил солнечный свет, повеял свежий ветер. О Боги, как сладко дышать этим воздухом, какой чудесный свет! Почему я раньше не замечал этого? Почему я должен умереть именно сейчас?

За тремя стражниками постепенно начинала тянуться небольшая толпа, все указывали на меня пальцами и что-то говорили, что именно, я не хотел слышать, да и несложно было догадаться о содержании их разговора. И не хотел видеть их. И не хочу так погибать!

Не хочу!..

Появилась площадь, где уже был сооружен помост и толпилось человеческое стадо. Это не люди – те, кто смотрит, как умирают себе подобные. Впрочем, а сам бы я отказался от бесплатного зрелища?..

Глупый вопрос…

Внезапно все чувства будто перегорели, все мысли исчезли. Не было даже пустоты – только безразличие ко всему, что происходит. Я словно бы видел себя со стороны и мне абсолютно наплевать, что будет со мной.

Меня начали поднимать по ступенькам, а в глазах внезапно закружились черные мухи. Вот также будут они кружиться и над моим телом. Ведь меня даже не похоронят…

Начали зачитывать приговор, но мне было все равно.

Они не увидят меня на коленях…